Ознакомительная версия.
В результате политики военного коммунизма появилось множество дезертиров. Но дезертиры ли это? По образному определению Миронова, в лесах не дезертиры скрываются, а жалобы. Большая часть крестьян судит о советской власти по ее исполнителям. Можно ли удивляться тому, что крестьяне идут против этой власти, спрашивал Миронов, и ошибаются ли они со своей точки зрения?
Миронов объяснил Ленину мотивацию своего письма. Не мог он согласиться и допустить, чтобы все перечисленные им факты руководство государства не замечало и чтобы все это делалось с его одобрения. Не мог он молчать о народных страданиях «во имя чего—то абстрактного, отдаленного». «Коммунистический произвол, – подчеркивал Миронов, – начинает давать себя чувствовать, и когда меня стараются уверить, что коммуны – дело доброй воли, я верить теперь отказываюсь». «Диким безумием, нелепостью» в письме назывались провокационные попытки натравить на казаков другие группы трудового населения: «Сшибают лбами казака и крестьянина, казака и рабочего. Боятся, чтобы эти люди не столковались и не примирились, что не в интересах тех, кто наметил адский план уничтожения казачества, план, который теперь так грубо обнаружил свой скелет: им нужно туда—сюда пройти по казачьим областям и под видом усмирения искусственно вызываемых восстаний обезлюдить казачьи области, опролетарить, разорить остатки населения и, поселив потом безземельных, начать строительство коммунистического рая».
Миронов высказал свое собственное видение строительства нового общественного устройства: «Лично я борюсь пока за социализацию средств производства, то есть укрепление этих средств производства за трудящимися массами, за рабочими и трудовым крестьянством. Лично я убежден, и в этом коренное расхождение с коммунистами, что пока мы не укрепили этих средств производства за собою – мы не можем приступать к строительству социальной жизни. Это укрепление я называю фундаментом, на котором и должен быть построен потом социальный строй, строй коммуны. Фундамента мы еще не построили, ибо контрреволюция нами же, по злому умыслу, питаемая, в полном разгаре, – а уже бросились строить дом (коммуну). Постройка наша похожа на ту постройку, о которой Христос сказал, что подули ветры, раздули песок, сваи—столбы упали – и дом рухнул. Он рухнул потому, что не было фундамента, были лишь подведены столбы… Есть партия… ее каждый почувствовал основательнейшим образом, но власти нет».
Миронов выражал твердую уверенность оставаться искренним защитником народных чаяний на землю и волю. В его письме прозвучало пророческое предостережение: «за дьявольским планом уничтожения казачества, как покончено будет с казачеством, придет черед и за средним крестьянством». Он предупреждал: если так будет продолжаться, придется, покончив борьбу с Красновым, воевать с коммунистами. Письмо заканчивалось требованием «именем революции и от лица измученного казачества прекратить политику его истребления», объявить постоянную политику в отношении казачества»15.
Вероятно, Филипп Миронов прекрасно отдавал себе отчет, как будет воспринято содержание его письма адресатом – высшим руководством страны. Но он предпочел открыто высказать свои взгляды.
Миронов написал Программу Российской Рабоче—крестьянско—казацкой партии. Такая партия никогда не была создана, однако сам документ представляет интерес. В констатирующей части мироновской программы отмечалось: за Красной Армией шла другая армия – армия политических работников, армия коммунистов – ревкомов, особых отделов, комиссаров, чрезвычайных комиссий, ревтрибуналов, и каждый был наделен правом расстреливать и казнить. Надежды трудового крестьянства на землю и волю в той мере, на какую оно рассчитывало и имело право, не оправдались. Монополию над властью народа захватила кучка людей, вообразивших себя в своем фанатизме строителями социальной жизни огнем и мечом. Управление страной, как и при царе, оказалось не в руках свободно избранных Советов и их исполнительных органов, а в руках либо специально назначенных сверху комиссаров (то же, что бывшие генерал—губернаторы при царе), либо в подтасованных и фальсифицированных учреждениях, именующих себя то Советами, то комбедами, то ревкомами, то особотделами. Под прикрытием социалистических фраз и слов коммунисты установили политику узкопартийных интересов и надругались над интересами революционных трудящихся масс.
«Коммунисты зашли в тупик, – утверждал Миронов, – они сами не знают, что они хотят и где конец их утопических мечтаний. Не имея пред собой ясно поставленной и определенной цели, хватаясь за все, за что хвататься нужно было бы подождать, они, естественно, совершают ошибку за ошибкой, а каждая ошибка укрепляет позицию генерала Деникина и ведет к гибели социальную революцию». Злейшими врагами социальной революции Программа объявляла: справа – генерала Деникина, слева, «как это не дико», – коммунистов. Существование явления дезертирства из Красной Армии объяснялось протестным ответом крестьянства на насильственное строительство коммун.
Политическая часть программы состояла из 14 пунктов. Программные положения включали следующие положения: вся власть принадлежит трудовому народу в лице подлинных Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов от трудящихся, которые должны быть исполнителями воли народа и его руководителями в созидании новой жизни; необходимо немедленное восстановление всеми мерами и средствами в центре и на местах доподлинной власти Советов путем перевыборов на основе свободной социальной агитации всех Советов, созыва Всероссийского Съезда Советов представителей перевыбранных Советов; упразднение бюрократической власти, создавшей между трудовыми массами и властью непроходимую преграду, переизбрание всех исполнительных органов Советской власти и пересмотр всего личного состава советских сотрудников; упразднение Совета Народных Комиссаров с передачей всех функций Центральному Исполнительному Комитету; предоставление Советам широких полномочий на местах в хозяйственном строительстве страны; упразднение чрезвычайных комиссий и ревкомов; свобода слова, печати, собраний, союзов для социалистических партий; проведение в жизнь обещанной большевиками социализации земли; прекращение начатого коммунистами беспощадного истребления казачества; обобществление владения и распоряжения землей, при этом пользование и труд остаются индивидуальными, личными16.
Утверждение, что взгляды Миронова не выражали определенную программу, а отражали лишь протест против отдельных издержек партийной и государственной политики, не представляется правомерным и обоснованным. Данное мнение, фактическим создателем которого являлся И. Т. Смилга (впоследствии видный представитель «левой оппозиции»), получило название «идеологии советской середины». Миронов, по определению Смилги, был противник Деникина, но одновременно возражал против пролетарской политики правящей коммунистической партии, требуя уступок среднему крестьянству.
Взгляды Филиппа Миронова в процессе эволюции приобрели достаточно системный и последовательный характер, включая в себя ключевые направления экономической, социальной, политической, духовной, психологической жизни российского казачества и крестьянства. В его взглядах отразились надежды и чаяния не только донского, но значительной части всего аграрного населения страны. Многие положения Миронова, неприемлемые и даже чуждые для советского и партийного руководства в условиях господства политики военного коммунизма, впоследствии оказались востребованы при переходе к нэпу.
Махновщина: реалии и небылицы анархизма
Махновщина – крестьянское движение на юге Украины и России в 1918—1921 годах. Нестор Иванович Махно (Михненко) стал символом этого движения. Революционное знамя Нестора Махно олицетворяло не столько знамя анархии, как нередко представляется, сколько народное движение за справедливость, направленное на решение наболевших общественные вопросов – освобождение трудящихся, создание жизненного устройства без гнета и произвола властей. Анархистская умозрительная теория, как и другие идеологии радикального революционного толка, оказалась далекой от подлинных интересов трудящихся, которых они якобы собирались «освобождать».
Выпячивание анархистской оболочки махновщины, попытки определить типологию данного массового крестьянского движения в качестве анархистского, нередко подкрепляется ссылками на воспоминания Махно. Мог ли сам малограмотный атаман написать мемуары, или же текст сочиняли другие – вопрос дискуссионный. С юношеских лет Махно попал под влияние екатеринославских анархистов, затем осваивал его во время многолетнего пребывания в Бутырской каторжной тюрьме, где в роли наставника молодого Махно выступил анархист Петр Аршинов. Жизненные университеты выковали в «Скромном» (кличка Махно со времен каторги) анархистские волю и жестокость. Являясь по своим взглядам приверженцем анархизма, Махно в теории разбирался неважно. Анархистский наставник Аршинов отмечал недостаток знаний (теоретических, исторических, политических) у Махно, вследствие чего Махно «часто упускал теорию из виду»17.
Ознакомительная версия.
